В’ячеслав, 52 - 15 января 2010 22:51

Добрыня Андреич, Илья Фёдорыч, Юляша и все, все, все…

В одном популярном политическом ток-шоу один известный политик посетовал, что власть у нас десакрализирована. И судя по его тону было понятно, что он считает, что это плохо…
В той стране, частью которой была нынешняя Украина власть начала десакрализироваться еще с середины прошлого века. О чём легко судить по анекдотам о Сталине и его могильщике (больше, увы, в прямом, чем переносном смысле) – Хрущёве. Над Сталиным не смеялись – им ужасались, а вот над Никитой-кукурузником потешались вовсю. Про Леонида Ильича уже и говорить не стоит. Он и до сих пор популярен. Как, впрочем, и его яркий наследник – Горбачёв – наш последний общий руководитель.
Теперь мы растим своих родных, плоть о плоти, кровь от крови народной – руководителей и героев. Вот вырастили троих. Первый – Андреич, имеет то свойство, что язык и ум у него существуют автономно друг от друга. И если и есть мысли, то они тонут, как кувалда в колодце, в бесконечности слов. А сами слова так причудливо связаны друг с другом, что говорящий больше увлечён созерцанием этих связей, чем смыслом произносимого.
У второго – Фёдорыча – и со словами туго, и с мыслями. Поэтому, когда он пытается думать и говорить, получается ещё хуже, чем, когда он не думает вовсе. Так как совмещение двух этих процессов во времени практически парализует всю остальную его жизнедеятельность.
А третья? Третья – Юляша – она и говорит метко, и думает чётко, но ясно видно, что говорит не о том, о чём думает, а о чём думает – не говорит.
Мировая культура имеет достаточно воплощений самых разнообразных троиц: от трёх поросят до трёх богатырей. Главной чертой всех трио есть то, что кто бы они ни были, что бы ни делали, в каких отношениях между собой ни находились, но вместе они составляют единый и самодостаточный ансамбль. Куда бы их ни забросила рука судьбы или перо писателя, они везде сильны своим "треугольным" союзом. Поэтому, потеря какого-нибудь "бойца" сразу же ослабляет, разрушает их образ в сознании "зрителя", также, к слову, как и прибавление кого-нибудь четвёртого. И сила, которую им даёт миф, может быть заменена лишь силой сакрализации кого-нибудь одного из них и обретённого им положения, но уже в ущерб остальным, и в развенчание самого мифа.
Для примера достаточно вспомнить "Трёх мушкетёров". Хоть главных героев и четыре, но мушкетёров-то – три. И эта троица до появления гасконца имела уже свою историю, они уже были героями среди своих друзей и врагов, то есть были мифологизированы. Поэтому знакомство Д’Артаньяна с ними совершенно естественно начинается с конфликта – с дуэли. И это не прихоть Дюма, это единственно возможный ход событий. Чтобы утвердится, Д’Артаньяну мало было стать четвёртым мушкетёром, ему нужно было стать самым главным мушкетёром и перестать быть человеком. Поэтому совсем не случайна в романе фраза, характеризующая этого героя и процесс его сакрализации: "это не человек – это дьявол". И когда Д’Артаньян становится "дьяволом", остальные мушкетёры становятся его свитой – демифологизируются на его фоне.
Следуя этой схеме, нашей тройке "мушкетёров" противостоят претенденты на роль Д’Артаньяна. Впрочем, пока они все оказывались слабы, чтобы бороться с "силой трёх". Вроде, и не уроды, и ум есть, и шпагой умело машут, и шпорами стучат, но чего-то главного, всё-таки, не достаёт. Можно назвать это харизмой, можно – специфическим обаянием, которое способно оказать благоприятное впечатление на наибольшее количество граждан, достигших избирательского возраста.
Конечно, "наша" тройка лидеров – ещё не сакральные герои, но уже достаточно полно и прочно мифологизированные в народном сознании персонажи. Поэтому и прощается "своему" всё или почти всё, а "чужому" – ничего. Поэтому "свой" героизируется, а "чужой" – демонизируется. Причём, как и положено, мифологические качества "героев" имеют мало общего с реальными качествами этих людей.
Однако, попытки движения к сакрализации наблюдаются. Оконченный вид это движение может принять, если кто-то из "них" станет президентом, особенно, если кто-то из тех двоих, которые ещё им не были. Задатки есть у обоих. И желание увы тоже.
Я всегда был и остаюсь в уверенности относительно того, что одно из отличий украинца от русского – есть отсутствие довлеющего мифологического (мессианского, в частности) сознания, выражающегося в ежесекундной готовности и способности покинуть родную хату для того, чтобы "землю в Гренаде крестьянам отдать". Даже если эта земля этим крестьянам и нах не нужна. И анекдотное творчество вполне об этом свидетельствует, показывая украинцев с преувеличенной практичностью отношения к жизни, переходящей в жадность, стяжательство и прочее "не з’їм так понадкушую". Ну, анекдот – есть анекдот, ему нельзя без гиперболизации, как, к слову, и мифу, но правда в этом мифе-анекдоте есть. Поэтому и на Майдан люди выходили не для того, чтобы показать миру силу украинского духа, но рассчитывая на вполне практическую пользу от желаемых изменений в обществе, и именно для себя, для своей семьи. Сопутствующая тем событиям "демократическая" риторика очень поверхностно отражала глубинные мотивы народного движения. То есть никаких грандиозных идей о спасении мира от авторитаризма и утверждении высоких принципов демократии не было. И на самом деле это хорошо. Хорошо потому, что является основанием для трезвого взгляда на мир и на себя, иммунитетом от мифов.
[B]Окончание в комменте.[/B]

• 
• 
•